Я хотел выступить в дрэге в Казани, а выступил в Марселе

Французы читают фамилию IT-менеджера Михаила Вдовина почти как “de vin” — «винный», и свой дрэг-образ он назвал Мишель Де Вин. В 33 года он уехал из Казани и получил политическое убежище во Франции.

Я родился в 1990-м году в Казани — в городе с высоким уровнем преступности и обилием всяких молодежных формирований. Всё, что происходило в сериале «Слово пацана», для меня не картинка, а реальность, в которой я рос.

У меня была полная семья: мама, папа, старшая сестра. Я всё время проводил с мамой, потому что я родился с болезнью почек и мама меня опекала. Она не вернулась на работу из декрета и сопровождала меня везде. Я даже во дворе никогда не гулял. Когда я пошел в школу, у меня не было навыка заводить друзей, вообще не было навыков коммуникации.

Мне не нравилось играть с мальчишками, потому что я считал, что всё это тупо: какие-то пистолетики, войнушки. А вот с девочками мне было комфортно. Добавьте к этому умение делать все «женские» дела: у меня хорошо получалось петь, я отлично шил на уроках труда.

Всё это стало поводом для буллинга: меня начали в лицо называть девчонкой. А потом одноклассники мне сказали, что я голубой. Я тогда даже не понимал, что это означает. А когда понял, усмехнулся: я себя геем точно не считал.

На агрессию я всегда отвечал. Я был физически слабее, чем все остальные: самого маленького роста, самый хилый, — но при этом самый пиздлявый. Я на всё реагировал эмоционально и за словом в карман не лез. И за это огребал снова.

Всё происходящее казалось мне ужасно несправедливым. Я никогда не сомневался в себе: я был уверен, что со мной всё в порядке, но я вынужден всё время находиться с какими-то дураками. Ну да, мне нравится петь, шить и играть в куклы, и это ок. Если вам это не нравится, то я не прошу общаться со мной. Постепенно все привыкли к тому, что я такой, какой есть. А может, просто все повзрослели.

Может, я вообще не гей?

Даже когда в старших классах я во снах и фантазиях представлял себя с мужчинами, у меня не возникало мысли о том, что это «ненормально» и уж тем более о том, что я гей. Я все силы и время вкладывал в учебу. Школу окончил с серебряной медалью, в институте участвовал во всех возможных активностях, ночевал в студсовете и спал в актовом зале на рояле. Какая тут девушка? На это времени нет!

Осознание пришло курсе на третьем-четвертом. Я смотрел гей-порно и точно понимал, чего хочу. Тогда я начал тайно сидеть на сайтах знакомств. Для этого купил отдельную симку и самую дешевую кнопочную Nokia, выбрал имя Андрей и запасся левыми фотками — в общем, полная конфиденциальность. Мне было безумно страшно, что меня раскроют, то случится что-то ужасное, никто не будет со мной общаться.

Мне написал мужчина из Самары, что вот-вот приедет в Казань по делам и хочет позвать меня на свидание. Мы пошли с ним поесть пиццу в ресторан. Оказалось, что он старше, что у него есть жена и сын, и что он хочет переместиться в отель. Но я был не готов.

Первый секс случился позже. Я сходил на одно свидание с парнем, потом на второе, потом мы зашли в какой-то лесочек в центре города и он полез ко мне целоваться. Меня это чрезвычайно возбудило. А потом он меня трахнул, и мне очень не понравилось. Потом мы встретились с ним еще раз и опять где-то в парке Горького он меня трахнул. И мне опять не понравилось.

У меня случился такой разрыв шаблона! Я не понимал, что со мной: может быть, я вообще не гей? Почему мне не понравился секс? С другой стороны, когда он меня обнимал или когда мы целовались, я ощущал невероятные эмоции: я словно расширялся изнутри.

Я надолго замкнулся в себе. Тему секса закрыл для себя на четыре года, пока тот же парень внезапно не написал в Telegram. Мы встретились и мне снова не понравилось. Но в тот момент я уже понимал, что у нас какая-то тотальная несовместимость.

Первый каминг-аут

В тот период я пережил сильную влюбленность. Я познакомился с парнем из Москвы на вечеринке у моих друзей. Искра, буря, безумие — я начал ездить к нему в Москву на выходные. Нужно было как-то отмазываться перед родителями. Я решил прикрываться подругой, но подругу нужно было предупредить. Мы тогда работали в одном здании. Я позвал ее на обед и рассказал, что влюбился в парня.

Это был мой первый каминг-аут. Я до сих пор помню, как у меня внутри всё дрожало: я готовился к разговору несколько дней, прокручивал в голове самые ужасные сценарии истерик и скандалов, но в глубине души я верил, что она меня должна поддержать. И она меня приняла.

Следующей я открылся сестре. А потом отношения с тем парнем закончились — через три месяца. У нас с этим парнем секса не было. Мы ночевали вместе, но без секса. Мы были, видимо, какие-то слишком стесняшки, никто ни к кому не приставал.

Потом случился мой первый отпуск в одиночестве. Я поехал в Ниццу и у меня за эту поездку было несколько партнёров. Тогда я впервые ощутил себя привлекательным и желанным. Мне всегда казалось, что я какой-то стремный, некрасивый, слишком худой. Кто на меня может посмотреть, когда есть красивые накаченные бородатые мужчины?

Но именно через секс я вырастил свою самооценку. Мужчины говорили мне комплименты, а я тогда и слов таких не знал. Приходилось гуглить, что значит “gorgeous”. В этот момент я начал понимать, что во мне есть какая-то ценность, что другие мужчины могут мной интересоваться, что это не всегда игра в одни ворота. С этого момента у меня и начала как-то развиваться личная и сексуальная жизнь.

Гей в IT

Сразу после учебы я отправил резюме в одну компанию, которая среди казанских айтишников считалась достойным брендом. Меня пригласили на собеседование. Пока я отвечал на кучу вопросов зачуханных теток и мужичков, ловил на себе сальный взгляд их директора. В какой-то момент он выгнал из кабинета всех и остался со мной один на один. Он начал рассказывать мне о проекте и его важности для планеты, а потом — о моем потенциале, который я смогу раскрыть под его опекой. Затем мы перешли к обсуждению серьги в моем ухе. Директор задал вопрос про ориентацию и сказал, что серьгу лучше вынуть из уха и вставить в сосок. Потом мне пришел офер от этой компании, но я не стал на него отвечать.

А через два года случилась другая история с сережкой. Я работал в IT-компании, которая запускала всякие государственные системы. Среди наших заказчиков были полиция, МЧС и прочие структуры. И однажды на деловой встрече замминистра решил, что придумал про меня очень смешную шутку: «Михаил, вот у вас, значит, сережка в ухе. Сережку, как вы знаете, носят либо пираты, либо пидорасы. И вот не дай бог я сейчас выгляну в окно, а там не стоит ваш корабль». После этого директор вызвал меня и сказал, что сережку придется снять. Мол, все эти генералы воспринимают меня как клоуна, а это для компании недопустимо.

В тридцать лет я переехал в Москву и начался ковид. Почти сразу я перешел на удаленку. Спустя месяца два с половиной московских ковидных ограничений я понял, что у меня едет крыша: я мог целый день думать о самоубийстве. Тогда я поговорил с руководителем и вернулся в Казань.

Меня депрессивные мысли на протяжении всей жизни частенько посещали, просто я как-то себе отчет в этом не отдавал. Например, когда меня кто-нибудь бросал, у меня возникали такие прям навязчивые мысли о самоубийстве. Я как минимум двух таких мужиков помню. А здесь сразу новая работа, новая квартира, нет никого из близких рядом. Да еще из дома нельзя выходить. В общем, куча стресса и никакой возможности от него избавиться. К счастью, переезд в Казань помог мне снова вернуться в стабильное состояние.

Я принял себя после тридцати

В 2021 году на казанском городском портале «Инде» я узнал, что есть «Принятие» — общественная организация, в которой проходили группы поддержки для ЛГБТ. Через некоторое время я сумел записаться к ним на встречу. Мне было 30, когда я стал посещать группы поддержки, они для меня стали даже более эффективны, чем личная терапия с психологом. Благодаря «Принятию» у меня началось реально принятие. Постепенно я перестал стесняться того, что я гей, перестал бояться об этом говорить.

На группе поддержки я рассказывал о каких-то семейных ситуациях, о которых я не мог рассказать раньше, потому что мне было безумно стыдно. В какой-то момент один из основателей «Принятия», Миша, спросил об идеях для проекта, и я предложил встретиться вне группы поддержки. Все поддержали идею, и я организовал пикник с печеньками и соками, с гитарой и бадминтоном.

Этот опыт меня вдохновил, и я стал предлагать другие активности. Например, я пригласил из Москвы юриста по ЛГБТ-делам, он рассказывал об опыте и судебной практике в отношении квиров в России. А потом начались мужские группы поддержки. Я долго уговаривал организаторов попробовать такой формат, потому что есть немало вопросов, которые комфортно обсуждать именно мужским кругом. В итоге группу организовали, но с одним условием: я должен был стать ее модератором. Я согласился. Я вспоминаю этот период с невероятным теплом. «Принятие» было каким-то таким островком безопасности и тепла.

Побег

Я довольно долгое время не мог поехать в Европу, хотя я очень любил путешествия и у меня была открытая виза. А потом внезапно Европа отменила ковидные ограничения. К тому моменту Леша и Миша, которые основали «Принятие», уже переехали в Испанию, и я отправился к ним в гости и заодно на концерт Земфиры. Помню, как сидел за столиком уличного кафе в Барселоне и плакал от грусти и обиды: вокруг были свободные, эмоциональные и такие разные люди. А в Россие после начала войны атмосфера быстро стала давящей, а люди отключили эмоции. Весь концерт Земфиры я прорыдал, хотя это мне вообще не свойственно. А после я позвонил сестре и еще два часа ревел по телефону. Мне казалось, у меня два выхода: или уехать из России, или покончить с собой. Незадолго до этого совершил суицид мой приятель, в которого я когда-то был влюблен.

Когда я вернулся из Европы, твердо решил переезжать, хотя организовать процесс было непросто. Мой отец умер в начале года и мама с инвалидностью осталась одна. Мы с сестрой по очереди ухаживали за ней. Но я поставил семью перед фактом: я уеду, а вопрос с присмотром за мамой мы закроем при помощи сиделки. Я обратился к юристке, чтобы понять, каким образом я могу переехать: страна, тип визы, налоги... Когда на встрече я рассказал, что я гей, она однозначно посоветовала запрашивать убежище. К тому моменту уже приняли закон о полном запрете «пропаганды» ЛГБТ, а к участникам «Принятия» и родственникам основателей начали приходить с обысками. Это стало триггером: я собрался за несколько дней и улетел во Францию.

Я работал на кипрскую IT-компанию в сфере FinTech. Руководителя я предупредил, что уезжаю — он знал, что я гей, и удивился, почему я так долго оставался в России. В той же компании я работаю и сейчас, но уже с продуктами для европейского рынка.

Забавной оказалась реакция сотрудника SPADA, структуры приема просителей убежища, который принимал мой кейс. Он чуть со стула не упал, когда увидел мою папку с распечатками на двух языках, ссылками, цветными стикерами, флешкой с электронной версией. Он сказал, что ни разу не видел настолько подготовленного человека. А я вложил в это досье весь свой опыт работы с закрывающими документами по госконтрактам.

У меня была эйфория, когда я получил позитивное решение. Прошло около месяца после интервью, и я не ожидал, что это будет так быстро. После интервью я очень сильно переживал. Я думал, что всё провалил: плохо рассказал свою историю, не смог нормально ответить на вопросы… Этот месяц был самым ужасным. Я себя накручивал до последнего. А потом раз — и решение о том, что мне присвоен статус. Я бухал всю неделю: приглашал в гости уже появившихся местных приятелей и угощал всех шампанским.

А потом меня опять эта рутина засосала: оформление ВНЖ, одно, другое, третье. Недели две назад я получил последние документы, но у меня уже выработался рефлекс: я до сих пор в течение дня хочу проверить какие-то статусы моих документов в базах. Меня это еще не отпустило.

В январе [2023-го] мне впервые в жизни поставили депрессию и я начал принимать антидепрессанты. Постепенно мне становится лучше, но борьба за ментальное здоровье еще продолжается.

Винная Мишель

В Ницце, где я живу, я познакомился с разными ребятами, мне рассказали про местные ЛГБТ-ассоциации. В одной из них есть хор, и я стал ходить туда петь. Там в основном бабушки и дедушки, но для меня это стало настоящей отдушиной. Потом та же ассоциация решила устроить кинопоказы, в списке был «Queendom». Так как героиня не смогла приехать на премьеру, меня попросили выступить перед показом.

Следующим этапом стало знакомство с организацией «Ca Va»: мы решили с ними сделать региональные чаты для русскоязычных квир-людей и я взял на себя модерацию. Не могу сказать, что сейчас прямо много времени этому уделяю.

Идея выступить в дрэг-образе у меня была очень давно, еще когда я жил в Казани и был более-менее беззаботным. У нас появились квир-вечеринки “q_party”, которые проводила Женя Гаташ. Они для меня стали глотком свежего воздуха. Когда я узнал про первую вечеринку, начал думать о самом главном: а в чем я пойду? Я тогда заказал себе какие-то шмотки с Asos. Тогда мне мой образ казался таким вызывающим! Сейчас я понимаю, что в этом на гей-парад стремно пойти. На каждую вечеринку я придумывал всё более и более вызывающий образ. И у меня появилась идея, что однажды я хочу на такую вечеринку пойти полностью в дрэге.

Здесь, во Франции, я как-то пошел на ужин с незнакомцами. Ты заранее регистрируешься в приложении и тебе подбирают какую-то компанию. Я познакомился с мужчиной, который очень хорошо говорил по-русски: он родился в России, но француз. Оказалось, что он знает ту самую Женю из Казани, она переехала в Марсель и стала устраивать вечеринки там.

Мы начали общаться с Женей и она предложила мне выступить. Я много раз отказывался, долго подбирал репертуар, но вот совсем недавно впервые вышел на сцену. Это был drag-перформанс, но с живым вокалом. Я пел песни Blondie, Cardigans, Donna Summer, была одна песня на татарском и одна на украинском. На мне были корсет, крылья, колготки в сеточку.

В ту ночь мне было супер комфортно. Я вообще люблю публичные выступления: выступал на IT-конференциях с лекциями, пел в рок-группе с коллегами. Но все эти выступления были для меня волнительными, а выход в образе оказался невероятно комфортным: я не волновался ни до выступления, ни во время.

Имя нужно было придумать очень быстро. У меня фамилия Вдовин, но обычно французы ее читают как «дё ван», очень похоже на de vin, «винный». Поэтому в Instagram у меня написано VdoVIN и бокал — вино я люблю. Так получилась Michel De Vin — Винная Мишель. А потом мой парень сказал, что если написать в одно слово — «devin» — получится «прорицатель».

Сейчас я просто живу свою настоящую жизнь. У меня Франция всегда ассоциировалась со свободой. Свобода — это моя самая главная ценность, базовая. И я здесь начинаю ей наполняться настолько, что волнение от того, что я не оправдаю чьих-то ожиданий, уходит. Меня перестало беспокоить, что я буду выглядеть как-то не так, как хотела бы мама, или что меня будут дразнить голубым. Всё это потихонечку испаряется

.