Никита Лойк: Я сам лишил себя голоса

Что если побег от абьюзера «вникуда» поможет наконец избавиться от внутренней несвободы?

героиня фильма «Переход воспрещен» Кира

12 октября на канале Media Loft вышел док-фильм «Переход воспрещен» — третья картина о квир-людях в карьере режиссера Никиты Лойка, одного из создателей шоу «А поговорить?» Почему открытый гей боялся снимать кино на ЛГБТ-тематику и что стало с этим страхом после трагедии 24 февраля, эмиграции и счастливых случаев, Никита рассказал в своей колонке.

Новый 2022 год я отмечал на Пангане. И друзья, с которыми я приехал, и местные гуру убеждали меня, что это идеальное место и время для загадывания желаний. Они объясняли что-то про кварцы, вибрации и потоки энергии, но веры в чудо мне их истории не прибавляли. Однако желание я загадал: я мечтал в 2022 году жить в демократической ЛГБТ-френдли стране рядом с океаном в окружении принимающих людей. Моё желание сбылось через два месяца, но цена мечты оказалась непомерно высокой.

В новогоднюю ночь я загадывал новую жизнь, потому что не понимал как жить старую. Если смотреть на наш с Ирой Шихман проект «А поговорить?», то всё казалось идеальным. Но за его рамками был затянувшийся кризис. Я мечтал снимать кино, но не мог нащупать тему. Я пытался писать сценарий, но месяцами сидел над полупустой страницей в «Заметках». 

24 февраля 2022-го был долгожданным днем. Мы долго готовились к съемкам фильма о Руанде. Еще вчера эта тема казалась самой важной, а в день начала активного вторжения России в Украину Африка отошла на второй план. Мы как-то провели съемочный день, но весь в голове была одна мысль — жизнь не будет прежней никогда.

фотографка @alena.nayda

Вечером я купил билет на рейс «куда-нибудь». Этот способ решения проблем мне знаком с детства. Когда вечером папа-абьюзер начинал буянить, мама брала в одну руку чемодан, в другую меня, и мы уходили из дома в ночь. Мы никогда не знали, кто нас приютит сегодня: тетка, мамина подруга или кто-то из ее коллег. Главное было отойти на безопасное расстояние. Путин в этой ситуации для меня соединяется с той фигурой агрессора из детства, противопоставить которому я ничего не способен.

Почти месяц я провел в Турции, пытаясь сделать европейские прививки от Covid-19 и не упустить Шенген, срок которого истекал. На третьей неделе пребывания в Стамбуле я получил  голосовое от Тани Лазаревой, с который мы сдружились после интервью в 2018-м. Она рассказала о своем сыне Степане, который живет в Португалии и посоветовала позвонить ему. Мы проболтали со Степой полтора часа, и я принял решение — Лиссабон. Я начал искать билеты, собирать вещи, выбирать жилье. 

Прямых рейсов из Турции в Португалию тогда не было, и я летел с остановкой в Риме. В момент, когда я уже сидел в самолете и готовился к вылету из Италии, мне позвонил Степа и сказал: «Тут все плохо: перестают давать визы и открывать счета в банках, начались сложности с жильем». Но к этому моменту трап уже откатили от борта: пути назад не было.

Португалия изменила меня. За первые полгода в новой стране я стал свободнее. В России я всегда жил с ощущением, что что-то не так. Хорошо помню свои мысли в Сибири. Мне казалось, что люди не должны так общаться друг с другом, не должны осуждать и бояться осуждения. В Португалии я увидел мир, исправлять в котором ничего не хотелось: местное сочетании свободы и дружелюбности оказалось для меня естественным. Словно я долго шел с камешком в ботинке, а потом вытащил его и стало совсем хорошо.

Вслед за свободой пришло спокойствие: я забыл о депрессии, а моя привычная тревога полностью ушла. Сам я этого не заметил, а вот мои друзья, которые недавно увидели меня впервые за два года, констатировали, что перед ними другой человек. 

Когда-то я читал мемуары режиссера Сидни Люмета, он рассказывал о съемках «Убийства в Восточном экспрессе». В тот день Люмет должен был снимать кадры отправления поезда из Парижа: реальный поезд, куча света и техники и только один дубль. Сидни проснулся как обычно, зашел в любимую забегаловку за кофе и свежими новостями, а потом неспешно отправился на вокзал. Тогда я не понимал как это возможно: я бы точно не спал всю ночь и был на месте за много часов до начала, бегал бы по перрону и ловил предынфарктное состояние. Спокойствие оскароносного режиссера казалось мне безумным. Теперь безумием мне кажется моя истерика московского периода.

Именно эта внутренняя несвобода и мешала мне сдвинуться с мертвой точки в профессии. В 2019-м я снял короткометражку «Гекко», которая получила спецприз жюри на «Горький fest», и мечтал дальше снимать художественное кино. Но я никак не мог нащупать идею. От гей-историй я отказался сразу, хотя свою идентичность никогда не скрывал. Мне казалось, что после фильма об ЛГБТ-сообществе я сразу же получу штамп гей-режиссера и никогда не смогу высказываться ни на одну другую тему. Я словно сам лишил себя голоса на и долгих четыре года не мог найти достойную идею для кино.

Выговориться мне помогла подруга Виктория Хогланд. Мне просто повезло: она запустила проект Media Loft в Нидерландах на русском и предложила мне снять документалку об ЛГБТ-беженцах из СНГ «По ту сторону радуги». Спустя полгода мы сняли второй фильм «Таблетка от себя» —  о конверсионной терапии, а неделю назад вышла новая картина о запрете трансгендерного перехода в России. На фильм «Переход воспрещен» меня вдохновила картина «What is the woman?», которую в Штатах снял самый консервативный из всех республиканцев Мэтт Уолш. Если пересказать фильм одной фразой: «трансгендерность это блажь». Я был так зол, что решил снять что-то в ответ на эту агитку.

героиня фильма «Переход воспрещен» Кира

Мы больше месяца устраивали показы в разных странах Европы, где я слышал отзывы местных коллег и зрителей. Новый фильм привлек внимание именно иностранной аудитории. Меня смущало, что я рассказываю очевидные вещи: ну как можно спорить с правом распоряжаться своим телом? Но каждый раз оборачиваясь в зал, я видел десятки плачущих зрителей. Трансгендерные люди настолько невидимы даже в ЛГБТК+ сообществе, что очевидные для меня вещи порой вызывали полуторачасовые дискуссии.

Работа над реальными историями квир-персон помогла мне сделать вторую художественную короткометражку. Я снимал ее в Португалии и это безусловно гей-история. Я сам ее придумал, снял и написал. И скоро я отправлюсь с ней в тур по фестивалям. Не знаю, получится ли из этого что-то толковое. Но для меня это еще один шаг к мечте.

У меня есть ритуал, который я провожу каждый раз, когда чувствую неуверенность. Я представляю себя пятилетней давности и рассказываю тому себе, какую жизнь я живу сегодня. Если старая версия меня довольна, значит я всё делаю правильно. Пять лет назад мы запускали с Ирой свой YouTube-канал и до конца не верили в успех этого предприятия. И вот тому себе я говорю: «Скоро ты будешь жить у океана в Португалии, будешь показывать свою документалки по всей Европе и снимать художественное кино, как когда-то мечтал, пересматривая любимого Альмодовара». И тот Никита доволен.

Пару месяцев назад я увидел пост на Facebook одного знакомого релоканта с вопросом, как вы пережили два с половиной года вне России. Я читал много сообщений о разочарованиях, депрессиях и беспомощности. В этом смысле мне снова повезло. Я жду, когда кончится моя эйфория, а она всё ещё со мной. Возможно, дело в моем бедном сибирском прошлом, которое научило меня простой максиме: выбирай жить скромно, но свободно. 

Я мечтаю, что через пять лет я буду снимать хорошее кино. И совершенно неважно, где: в Европе, Голливуде или прекрасной России будущего. Мы привыкли верить в агитку о том, что мы никому не нужны за пределами России. Мол, был великий советский артист Савелий Крамаров, а получился эпизодник в Голливуде. Сегодня это точно не так: уехав из России, мы больше не обнуляемся. Мы можем и должны идти вперед.