Сергей Дубачев: В 8 лет я решил, что я — лесбиян

блогер о жизни в России и переезде в Америку

Всем привет, я Сережа Дубачев. Я веду блог, снимаюсь в эпизодах сериалов и кино в Нью-Йорке и живу полностью открытую жизнь как гомосексуальный ВИЧ-позитивный мужчина. В частном секторе на окраине Волгограда, где я провел первые 18 лет жизни, даже кино о таком не показывали. Моя реальность была другой.

Когда мне исполнилось пять, меня и младшего брата усыновила двоюродная тетя. Старшие братья сразу стали жить самостоятельной жизнью. Кстати, всего у мамы нас было шестеро. Сколько у отца — даже не знаю. О существовании некоторых кровных родственников я узнал только в последние пару лет. К слову, никого из братьев в живых уже не осталось.

Бабушка научила меня правильной походке. Она говорила, что ходить вразвалку — некрасиво. Нужно ступать аккуратно, без расхлябанности. За эту походку, которая со мной по сей день, мне много раз прилетало от приемной матери. Меня никогда не били, но слова «петух», «педик» и «девочка» я слышал каждый день. Как и главную угрозу для провинциального российского парня: «Будешь так ходить, тебя в жопу выебут».

Я был из тех детей, по которым сразу видна их ориентация

К моей натурализациии пытался приложить руку и старший брат. Когда мне было лет 13–14, он устроил свидание с девушкой, которая славилась своей неразборчивостью в половых связях. Сначала мы сидели втроем, потом брат куда-то делся, а девушка начала проявлять однозначный интерес. Но у нее ничего не вышло.

Я был из тех детей, по которым сразу видна их ориентация. Но в раннем детстве мне это не мешало. Во дворе я был заводила и душа компании. И если надо мной посмеивались, то исключительно шутя. Когда в компанию попадал кто-то новенький и пытался самоутвердиться за счет феминного меня, на защиту тут же вставали дворовые. Кстати, придуманная мной игра, в которой парни должны были шлепать друг друга по попе, нравилась абсолютно всем.

Я сам всегда понимал, что я гей, точнее, лесбиян. Я помню как на прилавке я увидел газету с заголовком: «Лесбиянки убили Влада Листьева». Конечно, статью я не читал, но про лесбиянок у бабушки спросил. Она рассказала, что это девушки, которые любят девушек. Так в восемь лет я решил, что я — лесбиян.

Когда мне было лет десять, у меня случился роман с местным пацаном по имени Сашок. Он был на пару лет старше меня. У нас с ним было настоящее влечение: мы много проводили времени вместе, целовались, а однажды он позвал меня учиться плавать в дачной цистерне. Но это всё закончилось совместным походом в душ, а плавать тогда я так и не научился. Спустя год он переехал, а еще лет через десять вернулся на нашу улицу и искал мои контакты, но младший брат побоялся давать мой номер телефона. Больше с Сашей мы не встречались.

Я был уверен, что в школе меня примут, как это случилось во дворе, но не вышло. Типичная СОШ в частном секторе вмещала только двести человек. Это с учителями и завхозом. Тут на виду был каждый, и феминный мальчик быстро нашел свою группу буллеров. Все было как в клипе Пэрис Хилтон: смешки, пинки, обзывания. Но до крови дело никогда не доходило.

Я всегда считал, что со мной всё в порядке, поэтому школу я воспринимал как временные трудности: «Я вырасту и буду жить свою счастливую голубую жизнь», — думал я тогда. Уже классе в третьем я нашел двух лучших подруг. А через пару лет мы стали главными героями школьной самодеятельности. Мы танцевали на праздниках, соревновались с другими школами и даже стояли за честь района на сцене. Так я получил привилегии школьной звезды: у меня был доступ в творческий кабинет, где я мог легально скрываться и от хулиганов, и от контрольных.

Период сексуальных экспериментов и абсолютной свободы

В день шестнадцатилетия я попал в больницу: утром у меня отказали ноги. Это был запущенный туберкулез. На мой кашель годами никто не обращал внимания, а симптом в виде резкой потери веса я и сам не заметил — я всегда был ужасно худым. Время до совершеннолетия я провел в больнице, где мне вскоре открылся дивный новый мир. Сначала я встал на ноги, потом узнал о знакомствах с парнями по смс, а затем получил возможность уходить за территорию госпиталя и даже уезжать из него на выходные.

Это был период сексуальных экспериментов и абсолютной свободы. Вдали от семьи, взрослый и самостоятельный, я наделал много глупостей. В восемнадцать меня выписали из больницы, но я вернулся домой лишь на несколько дней. У меня уже появился постоянный парень, с которым мы съехались, как только я собрал вещи. А еще через пару месяцев у меня диагностировали ВИЧ. Я был так измучен бесконечными лекарствами в больнице, что новый диагноз меня не впечатлил и не заставил начать терапию. За таблетками я пришел только через год, когда мне стало по-настоящему плохо.

ВИЧ был моим секретом всю жизнь: я стал говорить открыто  об этом только в Америке. А вот моя гомосексуальность меня совсем не смущала. В родном городе я ходил в гей-клубы, жил с парнем и не стеснялся ходить с ним за ручку. Когда приезжали знакомые ребята из других городов, я искренне не понимал, чего они боятся и стесняются. Даже на работе я не скрывал свою идентичность. Я трудился пиарщиком в местном подразделении газеты «Жизнь» и был далеко не единственным квиром в штате.

Беззаботное течение жизни прервал парень, с которым у нас случился короткий роман. После расставания он начал меня преследовать. И я говорю не о пьяных смс с просьбами вернуться. Он пытался покончить с собой, он проникал в мою съемную квартиру и отправлял оттуда фото — все как в лучших психологических триллерах. Тогда я решил уехать от него в Москву, и этот план сработал: мой преследователь остался в Волгограде.

В России, если ты гей, тебе нужно очень много денег

Москва конца нулевых встретила меня с распростертыми объятиями: работа в «Ведомостях», новые друзья и море неизведанного. Креативную работу по вечерам сменяли музеи и френдли-кафешки, а их — откровенно квирные бары и вечеринки. И в этом не было никакого вызова или скандала. А потом наступил 2013-й: первый запрет пропаганды ЛГБТ, аннексия Крыма — атмосфера незаметно менялась, с каждым годом вокруг становилось все больше осуждения.

В этой карусели мне повезло не упустить своего партнера Сережу, с которым мы познакомились в 2011 году. Мы вместе шалили, вместе взрослели, вместе менялись. Вместе мы запустили собственное дело. В 2017 году мы стали делать торты на заказ: на мне были логистика и продвижение, на моем партнере — производство. Вскоре я погрузился в это дело с головой и оставил основную работу в российском офисе Google, где провел последний год. Вскоре на общем деле сконцентрировался и Сережа. На пике, до ковида, у нас был свой цех, семнадцать сотрудников и контракт с детским развлекательным центром. Мы бесконечно пекли для него торты с Эльзой и персонажами «Щенячьего патруля». Каждый месяц мы производили тонну сладостей.

Несмотря на ковид, мы остались на плаву, хоть и были вынуждены отказаться почти ото всех сотрудников. В 2022-м мы планировали новый рывок: мы были готовы не просто печь пару десятков тортов в неделю, а снова выходить на большой поток.

В России, если ты гей, тебе нужно очень много денег. Наверное, поэтому среди геев так часто встречаются карьеристы. Деньги нужны не на шмотки и тусовки, а на поддержание обычного уровня гетеросексуальной безопасности. Хочется спокойно приводить партнеров домой. А это значит, прощай родительский дом. Хочется прийти в ресторан и просто угостить партнера десертом с вилочки. Но ресторан, где мужчинам так можно, стоит дороже. Хочется отправиться в отпуск с партнером, чтобы обниматься на пляже и гулять за ручки, а для этого нужно ехать в свободную Европу, а не в доступную Абхазию. Это не гонка за шиком, это единственная возможность быть собой.

Я хочу быть свободным и счастливым

После начала вторжения в Украину мы решили уехать из России. Мой партнер очень боялся призыва: он подходил по всем пунктам. Мы улетели в октябре, взяв первые попавшиеся билеты в безвизовую страну. Мы даже готовы были бросить бизнес, но за неделю до вылетала нашелся покупатель. Нам с Сережей было очень тяжело решиться на отъезд: мы оба понимали, что это билет в один конец. Но как только мы сели в самолет, стало легко. 

Сначала мы прилетели на Кубу, через пару недель мы перебрались в Мексику и когда поняли, что мэтч снова не случился, всерьез задумались о новой точке на карте. Выбор пал Америку: мы оба росли на голливудской культуре, пачками заглатывая фильмы, шоу и сериалы. А мой партнер и вовсе с детства мечтал о Нью-Йорке. 

Мы отправились на мексиканскую границу и без труда прошли ее. Мы заявили, что хотим подать запрос на беженство, получили бумаги через пару часов и после трехдневного карантина в отеле, были свободны. Сейчас, когда я читаю о квирах, которые месяцами сидят в приграничных тюрьмах в ожидании решения, я понимаю, как сильно нам повезло.

Уже два года мы живем в Нью-Йорке рядом с Центральным парком. Я посвящаю максимум времени блогу, который начал вести шесть лет назад, снимаюсь в эпизодах в сериалах и кино и веду смм-кампании на фрилансе. Мой партнер для души печет тортики и готовится запустить кулинарный онлайн-проект. Сейчас кажется, что мы ровно там, где должны были быть всегда. Понимание, что Нью-Йорк — наш город, пришло почти сразу. Не было ощущения, что мы поменяли континент, мы словно переехали в новый район любимого города. А когда мы сделали ремонт в съемной квартире, укрепились в этом ощущении окончательно.

Когда мы приехали в Штаты, казалось правильным вернуть все на прежние рельсы и перезапустить свой проект с десертами. Мы стали погружаться в рынок: как продвигать себя, как менять рецепты под вкусы американцев. Через пару месяцев я осознал, что не готов снова посвящать себя тортикам. Я честно признался Сереже, что могу быть его наемным сотрудником, но превращать проект в смысл жизни я больше не стану. Через пару месяцев он рассказал, что тоже не хочет возвращаться к массовому производству тортов и начал создавать собственный каталог видео-рецептов, о котором давно мечтал. 

Когда ты живешь в городе, где можно все, тебе не нужны дополнительные деньги. Ты можешь целоваться в любом кафе, лежать на пледе в обнимку в любой части Центрального парка и знакомить со своим партнером даже случайных приятелей. В Нью-Йорке я понял, что больше не хочу гнаться за гонорарами и посвящать все время нелюбимой, но хорошо оплачиваемой работе. Я хочу быть свободным и счастливым. И здесь я могу себе это позволить.